Пьянов А.С.
Часы без стрелок

ББК 84
П96

Пьянов А.С.
Часы без стрелок. – Тверь : ТО «Книжный клуб», 2008. – 272 с., [16] л. ил.

Печатается в авторской редакции.
Оригинал-макет подготовлен с участием автора.
Фотографии, рисунки, автографы из личного архива А.С. Пьянова.

Шеф-редактор – В.М. Воробьёв.

В сборник известного писателя-сатирика, поэта, литературоведа, критика вошли очерки, эссе, этюды о выдающихся мастерах литературы, искусства, культуры нашего отечества, о знаменитых его земляках, чьи имена – в истории страны.

На страницах книги вы встретитесь с Вячеславом Шишковым, Борисом Полевым, Константином Симоновым, Ираклием Андрониковым, Владимиром Солоухиным, Юрием Казаковым, известным скульптором Олегом Комовым, уникальными художниками Кукрыниксами, легендарным маршалом Павлом Ротмистровым, прославленным пианистом Святославом Рихтером, правнуками Пушкина…

В это своеобразное избранное вошли стихи автора, написанные за пятьдесят лет его литературной работы.

СОДЕРЖАНИЕ

К читателям

ИМЕНА
— «Я видел всяческую жизнь…»
— Рассказываю о Полевом
— «Мне повезло на учителей»
— Шесть страничек
— «Пикассо у нас не украдут»
— Курочка в гнезде и растворимый орден
— «Подставьте спину под мешок»
— Теперь – об Андроникове
— В БДТ, у Товстоногова
— Шляпа борсалино
— Телеграмма Чаковскому
— Рождение книги
— Усадьба князя Церетели
— Второй «привод»
— Еду в Переделкино
— «Уступите Гоголя!»
— Тост в честь фундатора
— Труды и дни Олега Комова
— «Я знал его, мы странствовали с ним»
— Нелегальный монумент
— Ему помогало небо
— Поездка в Берново
— «Ваш дед Семён Гейченко»
— Волшебные камешки Владимира Солоухина
— Осень в дубовых лесах: Неоконченный разговор с Юрием Казаковым
— Остров Юрия Казакова
— Последний рисунок последнего Кукрыникса

ИСТОРИИ ИЗ МОЕГО БЛОКНОТА
— Автограф Пушкина
— Торт с полынью
— Мастер
— Он написал «Орлёнка» и «Смуглянку»
— Женя подарил нам целый мир
— Как Святослав Рихтер сломал мои карандаши
— След стрелы
— Линия Горяева
— Портрет на фоне Окуджавы. История одного снимка
— «Твоим огнём душа палима…»: Вспоминая Евгения Колобова
— Ну, Гиннес, погоди!
— Большой Джим
— «Привет мистеру Ильфу!»: История, случившаяся в многоэтажной Америке
— Узелок на память, или Почему Арт Бухвальд не пошёл на юбилей к Рональду Рейгану

СТРОФЫ

К ЧИТАТЕЛЯМ

Собирая под одной обложкой очерки, новеллы, документальные рассказы, написанные в разные годы о разных людях, с которыми счастливо сводила меня жизнь на своих дорогах, я не предполагал никакого предисловия.

Пустое это занятие – растолковывать свой замысел, резюмировать, подводить итоги. Читатель сам разберётся и оценит, коли есть что оценивать. Но когда рукопись была уже готова и оставалось только отдать её машинистке, случилась ещё одна встреча, изменившая мои намерения.
Рассказы о Полевом, Андроникове, Шишкове, Симонове, публиковавшиеся в «Юности», «Октябре», «Огоньке», «Крокодиле», вызывали одобрительную реакцию читателей. Приходили тёплые письма от совершенно незнакомых мне людей, которые советовали продолжать начатое. Это подвигало на новые работы, было своеобразным и достаточно объективным (по крайней мере, для меня) барометром успеха.

Совершенно неожиданной оказалась реакция на огоньковскую публикацию о Юрии Казакове. Со времени выхода моей книжки о Пушкине «Берег, милый для меня» я не получал столько откликов. Писали, звонили, заходили в редакцию, чтобы поблагодарить за память о безвременно ушедшем прекрасном русском писателе, который своими произведениями оставил глубокий след в людских сердцах. Те же, кто знал его лично, предлагали поделиться своими воспоминаниями, если я решу продолжать работу.

Признаться, я был смущён такой реакцией. Отвечал на письма, благодарил, понимая, что «сладкое бремя славы» свалилось на меня главным образом благодаря тому, что написал я именно о Юрии Казакове. Наши издатели, ошалевшие от детективов, наша перестроечная критика, занятая главным образом групповыми бата­лиями и политическими митингами на страницах прежде литературных газет и журналов, давно и прочно забыли о Казакове.

Поистине подарком судьбы стало для меня письмо ранее не знакомого мне новгородского писателя Марка Кострова. В конверте вместе с дружеским посланием оказались две фотографии Казакова, сделанные Марком Леонидовичем во время их путешествий по Озёрному краю. Я немедленно ответил и вскоре получил из Новгорода уже не письмо, а целую бандероль, в которой оказалась книга Кострова «Большие свороты» с рассказом «Два похода с Юрием Казаковым». Прочитал не отрываясь ярко, талантливо написанное повествование, открывшее мне много нового в Казакове, его характере и судьбе.

В письме Кострова было предложение взяться сообща с ним за составление сборника воспоминаний о выдающемся писателе. Прекрасная, весьма своевременная мысль! У нас теперь активно пропагандируют и исследуют литературу русского зарубежья. Дело нужное и важное. Но не в ущерб же нашей «домашней» литературе, особенно вершинным её достижениям, среди которых – проза Юрия Казакова. Уверен, что, если все, кто дружил с ним, знал и любил его, снесут в одно место воспоминания о нём, стихи, рассказы, очерки, письма, получится хорошая, добрая и весьма нужная сегодня, во времена утраты нравственности, книга.

Но я отвлёкся. Пора уже сказать о той неожиданной встрече, которая и побудила меня написать это послесловие и дала новое название книге.

Однажды в редакции «Крокодила», где работал я в последние годы, раздался звонок. Женский голос сказал:

– Вы напечатали в «Огоньке» очерк о Юрии Казакове. Я прочитала его с большим интересом, так как хорошо знала Юрия Павловича. Если хотите, я покажу кое-что для вас интересное.
На следующий день звонившая мне женщина пришла в редакцию и, поздоровавшись, выложила на стол целую гору казаковских книг. Среди них было несколько незнакомых мне зарубежных изданий.

Я не спрашивал, кто она и откуда у неё эти книги. Ждал, пока расскажет сама. Однако незнакомка оказалась скупой на слова. Назвала своё имя, сказала, что близко знала Казакова, была его другом, жила под одной с ним крышей. Потом их дороги разошлись. Книги остались у неё. В одной из них – кажется, польской – есть рассказ, на русском языке не печатавшийся, и если я хочу, то его можно перевести.

Мне показалось нелепым переводить Казакова. Ведь что-то утратилось при первом переводе, что-то неизбежно пропадет в обратном, и это будет уже совсем другой писатель. Я поделился своими соображениями. Гостья согласилась, сказала, что рукописи этого рассказа у неё, к сожалению, нет, и стала складывать книги в сумку. Мне хотелось попросить у неё хотя бы один томик, но я не решился.

И тут, достав из кармана плаща небольшую пёструю коробочку, она сказала:

– У меня не осталось почти ничего из Юриных вещей, кроме, пожалуй, вот этого, – и, открыв коробочку, вынула из неё наручные мужские часы «Восток».

Я заметил, что на них нет стрелок и одной дужки для ремешка. Циферблат с римскими цифрами, корпус, анодированный «под золото».

– Это были его любимые часы, – продолжала между тем она. – Юра просил починить их, но я не успела… Я вижу, что вы любите его, и хочу подарить вам эти часы. Они, конечно, не ходят, но иx можно отремонтировать…

Гостья моя давно уже ушла, а я всё сидел и смотрел на чудом оказавшийся у меня казаковский хронометр. По нему он расчислял свои дни – работу и досуг, встречи и прощания… Стрелки неустанно бежали по кругу циферблата, подгоняя, торопя, приводя в отчаяние быстротечностью жизни.

Мне почему-то вспомнилась прекрасная его новелла «Звон брегета». Он упоминал о ней в нашем разговоре. Поразительно, но умный и прозорливый Катаев не захотел напечатать этот маленький шедевр. Как трагически слепы бываем мы. Как горько корим себя потом за свою слепоту. Впрочем, Катаев едва ли раскаивался, ибо так и не опубликовал ни одного рассказа Казакова за долгие годы редактирования «Юности». Ну да Бог ему судья…

И ещё я подумал тогда, что об этих часах без стрелок можно написать рассказ. О них и о таинственной женщине, которая долгие годы хранит в общем-то бесполезный предмет, напоминающий ей о любимом человеке.

Рассказ я не написал. Часы в ремонт не отдал. Ибо всё равно не решился бы носить их. Подумал: пусть остаются такими, как были, когда держал их в руках прежний хозяин.

Для меня они стали не только дорогой реликвией, но и символом.

В самом деле, бег стрелок или мелькание на электронном табло – лишь видимое проявление текущего времени. А меряется оно вовсе несекундами и веками, но жизнью и деяниями тех, кому дано это время выразить и запечатлеть.

Среди этих людей – и герои моего повествования. Они – как часы без стрелок. Но завод их вечен.

Вот почему я так назвал эту книгу.

Первый её раздел, «Имена», составили очерки о людях, вошедших в красную строку истории российской литературы и искусства. Среди них – и наши земляки: тверская земля всегда была щедра на таланты.

Второй раздел, «Истории из моего блокнота», – это действительно реальные истории, случавшиеся с автором книги в его многолетних журналистских буднях и странствиях. Они родились из записей в блокнотах, строчек дневников, газетных и журнальных заметок, написанных, что называется, по горячим следам. В них нет вымысла, ибо, как справедливо заметил Горький, нет сказок более удивительных и прекрасных, чем те, что подарила нам сама жизнь.

Завершают книгу «Строфы». Под этим заголовком собраны мои стихи разных лет – от студенческих, написанных пятьдесят лет назад, до сегодняшних. Я отбирал их по принципу внутренней совместимости с текстами двух первых разделов. Что же касается сатиры и юмора, которым я отдал значительную часть моих «осенних досугов», они – для другой книги, которая, надеюсь, ещё впереди.

Альбомы фотографий в книге – нечто вроде солнечных полян в лесу густого текста. Я отобрал снимки из своего архива, чтобы читатели могли поглядеть на лица тех людей, чьи имена – на страницах этого тома.

Заканчивая обращение к читателям, хочу поблагодарить друзей и коллег, принявших деятельное участие в судьбе издания. Особая признательность В.Н. Кудрявцеву, В.М. Воробьёву и Е.В. Ильиной, кторые – и словом и делом – помогли этой книге появиться на свет.

Ну а теперь, как говорится, с Богом!